Ольга Новикова - Каждый убивал [Журнальный вариант]
Ника раньше успокаивала… До появления этого чертова Олега стоило только по телефону пожаловаться — она сразу: “Я приеду!” Без этих интеллигентских соплей: “Хочешь, дам телефон психиатра? чем я могу тебе помочь?” Да откуда я знаю, чем! Бывает, сил нет даже на то, чтобы сообразить, что тебе надо, что хочется…
А Ника — другое, совсем другое. Мгновенно прилетает, как птичка, и в клювике — всегда какой-нибудь приятный сюрприз: коробка свежей черники, салатная сумка из новой коллекции, точно в тон недавно купленных босоножек, брюки-дудочки, которые сразу хочется примерить. Встаешь с постели вроде через силу, но когда штанишки садятся как влитые — все боли испаряются.
Нет больше Ники…
Катюха еще остается, она тоже из тех редких, про кого можно сказать: дружба — понятие круглосуточное. Но Катюха в Испании со своим семейством. Оттуда не налетаешься.
А может, все-таки переехать к Тапиру?
Ха! Размечталась! Его реальная реакция: “Голова болит? Сама виновата! Зачем вчера накирялась?! Говорил же!” Пара раз такого безучастного сарказма — и больше ни в Париже, ни в его европейских окрестностях не отрывалась по полной. В Куршевеле, например, из-за Тапира даже простудилась: промерзла, пока смотрела соревнования на кубок имени его тогдашнего главного партнера, а от сорокаградусных напитков отказалась, следуя своему же зароку. Самая лучшая, самая правильная директива не годится на все случаи.
Но одной жить иногда так паршиво… Друг на друга глядючи, улыбнешься; на себя глядючи — только всплачешься.
И все-таки Тапир не хуже других… Благодаря ему и “поршик” у нее как у Мэрайи Кэри… Без дальнего прицела не делают такие подарки. Но уехать к нему за кордон — значит, обнулить все наработанное здесь. Крест на карьере она ставить пока не готова. Вот если бы ребенок… Но небрежное мужское “Хочешь — заводи…” — не тот стимул. Слишком серьезное это дело — дети, тут на русское авось нельзя понадеяться. Тем более что в Москву Тапиру нельзя: его вполне могут упечь в каталажку, да и с воли ходить на допросы — тоже мало приятного. Хоть он еще до отъезда, запогодку слинял из бизнеса, вскоре попавшего в опалу, но был там не последним человеком и знания его никуда не делись… Даже ей не выдал опасные подробности. Поберег…
Ладно, сколько уж раз все это думано-передумано. В теперешней ситуации столько своих закавык. Про Нику даже думать больно. Жива она? Вдруг ее заперли в подвале, вдруг прямо сейчас над ней издеваются? Она же так боится боли… Даже элементарную пломбу ей под наркозом ставят. Не обезболивающий укол в десну, а полная отключка, иначе — обморок или сердечный приступ…
Нет, в это вникать сейчас непродуктивно, голова совсем ничего не соображает…
Собственно, и пила вчера, чтобы хоть как-то избавиться от болезненных и абсолютно бесполезных мыслей. Ум иногда хорошо прочищается спиртом. Но не всегда.
Анжела дожидается, пока заварится чай, делает большой глоток обжигающего напитка, и он по старой дружбе чуть-чуть просветляет голову. Вчерашний вечер вспоминается во всех подробностях.
Олегов тесть перехватил ее при входе в “Турандот”. “Знал, что я приеду? Ждал? Зачем?” — судорожно соображала Анжела, разглядывая массивного дядьку в классном свежем костюме — либо новый надет, либо знает владелец правила настоящего джентльмена: пиджаку и брюкам надо давать отдых — после носки вещи должны повисеть дня три, чтобы вернуть свою форму. Нисколько не тушуясь под ее взглядом — стрелы пристального внимания такому что слону дробина, — он несуетливо обновил прошлое шапочное знакомство — “зови меня просто Виктор”, посочувствовал насчет Ники, ободрил: мол, уверен, что кузина жива, что ее скоро найдут, и, приобняв за плечи, повел за свой стол.
Что-то в нем было неестественное. Вроде типичный функционер советских времен: несуетливый, корпулентный, ранней весной уже с легким, обжившимся на лице загаром, окружен аурой власти… Но те, из прошлого, были жирнягами, лопали все, что выдавали им в закрытых распределителях. Возможность жрать наособицу икру ложками, твердую колбасу палками, импортный шоколад плитками и отличала начальников от рядового народа. Теперь, пожалуй, лишь милицейские и военные генералы лоснятся от жира — мундиры трещат под натиском все набухающих тел, а вот гражданские высокопоставленные чиновники следят за своим физическим обликом, фитнесом занимаются и во время застолий консультируются по мобильнику с личным диетологом.
Производя обычную мысленную рекогносцировку, Анжела осваивает ресторанное пространство. Светло-зеленая пузатенькая сумка, взятая с собой за цвет, точь-в-точь повторяющий фон длинного шифонового платья, оказалась великовата, чтобы уместиться на скатерти рядом с тарелкой. “Просто Виктор”, без оперного “Рюрикович”, указанного в интернетовской биографии, углядел неудобство, щелкнул пальцами и передал сумку возникшему за его спиной бугаенку.
Бизяев — ВИП из первой категории, забота его подчеркнуто товарищеская, а ощущение — как от тех прилипал, что изображают близость, чтобы набрать очки в свою пользу.
Что-то ему надо от нее, но что?
Виктор подливал ей французскую терпкость в бокал, по нынешней моде огромный, в котором все время стояла небольшая, казалось, лужица. Анжела от недоумения, от непонимания ситуации выпивала каждый раз до дна, забывая закусывать.
Про следствие Бизяев не расспрашивал — наверное, и так все лучше всех знал… Дочь-зятя вообще не упоминал… Байку, правда, рассказал:
— Один мент спрашивает другого: “Вот ты мне скажи, мы менты или не менты?! А если менты, то почему бандюков не ловим?” — “А как мы их поймаем, если они откупаются, гады!”
Можно сказать, косвенно коснулся темы. Правда, анекдот этот он уже пару раз в интервью вставлял. Так жулик продает прирученного голубя, который через сутки возвращается в свою голубятню.
Как только к Анжеле подваливал кто-то поздороваться-поболтать, необязательно о делах, Бизяев тут же рьяно поддерживал комплименты насчет ее необыкновенной сегодня красоты. Это, честно говоря, тоже кружило голову. Другие темы делались неуместными. А мелюзгу всякую, ненужную Бизяеву, от одного его взгляда словно сдувало от стола.
Вскоре она уже была не в силах встать.
Потом незнакомый толстяк захотел чокнуться с “самой восхитительной стервой сегодняшнего вечера”, не удержался на ногах и пролил какую-то липкую хреновину на ее новое, ни разу еще не надеванное платье.
Черт! Гофрированный шифон стирке-чистке не поддается. Жаба душит и прогоняет опьянение. Слава богу, вспомнила, что бирку забыла оторвать. Сунула руку за шею и достала сзади из-за ворота ценник: полторы тысячи долларов, без обмана. Дядька покаялся, без виляний выложил рублевый эквивалент указанной суммы, предложил выпить на брудершафт — вот когда был явный перебор, ведь пришлось до дна опрокинуть стакан с виски, кажется, — и потом они под караоке вместе пели “Я встретил вас, и все былое…”, “Утро туманное, утро седое…”, “В бананово-лимонном Сингапуре…”
Смутно вспоминается, как пара преторианцев безмолвно погрузила ее в черный джип. Не спрашивая адреса, довезли до дома, подняли на лифте на правильный этаж, открыли дверь и вернули сумку. “Вашу машину припарковали у подъезда”, — сказал один из почти близнецов, доказав тем самым, что он не немой.
Что в итоге?
Прямой вопрос — как выстрел в лоб. Пытка… Анжела снова валится в постель и зажмуривается, чтобы вместе со слезинкой выдавить боль.
Не удается. Но ответ нужен. Себе самой нужен.
Так, сперва о работе… Блин, не наблюла практически ничего хоть сколько-нибудь вкусненького, чтобы состряпать даже среднюю статейку! Придется шакалить у информированных завсегдатаев…
А ведь за любые сведения платишь. Если б деньгами! Их, хотя бы частично, можно потом выклянчить у газеты на, так сказать, производственные расходы. Но нужные ей детали известны именно тем, кто сам отдаст сколько угодно за любую свою прихоть. Купюры тут совсем не канают.
Плебс считает, что телом можно рассчитаться. Ха! Да вокруг каждого олигарха столько свежей, товарно-привлекательной плоти, что завлечь их женственностью — дохлый номер.
Нет, тут тоньше… Ценно то, чего у других нет. Я могу расплачиваться только творческим способом. Мое журналистское слово что-то стоит… Волшебную силу правильного пиара уже начали ценить даже самые замшелые. На территорию политического пиара суются далеко не все бизнесмены, большинству достаточно неопасной светской хроники.
![Алексей Леонтьев - Тройной прыжок [журнальный вариант]](/uploads/posts/books/24855/24855.jpg)